* * * | |
Любимая, нет ничего – есть Ты, Иного в этом мире не осталось. Какая бы судьба не ожидалась, Любимая, нет ничего – есть Ты. Молитвой поднимусь до высоты Твоей. Невидимым пребуду. Ты не поймешь, ты удивишься чуду, А это я – из тьмы, из ниоткуда Молитвой поднимусь до высоты Твоей. |
|
21 марта 1985 года Лефордтовская тюрьма |
|
* * * |
|
О, Русь моя! Жена моя! А.Блок |
|
Даже имя свое повторять запретила, Даже письма сожгла и смешала с золой, Не женой, не вдовой, не зегзицей в Путивле – Даже в горе была ослепительно злой. Разве это не ты, чуть затеплив лампаду, Чтоб яснее увидели нас образа, Как спасенья просила у Господа правды - Поклонилась, и сухо блестели глаза. Мне близка эта вечная ярость обиды, Этот горестный выбор святого пути, Эта горькая Русь, вечный бой без победы И распятый чернец со стрелою в груди. В окаянном восторге вопят стадионы. Страшен грех во земли – и не нам искупить. Что нам Дон? Не напиться шеломом из Дона, Но хоть пригоршню правды в ладонях испить. Я поверил в тебя. Я творил твою волю, Половецкую тьму поджигая в кольцо. Не к восторженным воплям, но к бабьему вою Обращал я лицо. И теперь ты в груди. Ты, как боль, неизбежна – Хоть стрелой назовись, хоть высокой судьбой. Конвоиры мои говорят по-узбекски И лениво ругаются между собой. Попрощаемся, что ж – принимаю награду, Без меня будет Родина плакать и петь. Погаси же меня, как погасишь лампаду… Но горит же, горит половецкая степь. |
|
Лефортовская тюрьма |
|
* * * |
|
...И жар соблазна Вздымал, как ангел, два крыла Крестообразно. Б.Пастернак
Ты – вечная моя река. Я – твой пловец. |
|
Лефортовская тюрьма |
|
* * * |
|
Позови меня, Господи, в эту горькую дымную даль… Как еврею даруешь счастливое рабство субботы, Так и мне ежедневное, грубое рабство подай И оставь в словаре лишь два слова: любовь и работа. Я спокойно приму эту непредсказуемо долгую жизнь, Это горе приму, понесу, сколько выдержит сердце, И за все предстоящее мне напряжение нервов и жил Пусть не стану я целью Твоей, но останусь лишь средством. Я не ради победы – готов хоть к побочным стезям. Пусть сошьют те, кто после, а я ограничусь примеркой. Пусть любовь обернется несчастьем – готов и к слезам. Пусть не музыкой времени буду, но в нотах пометкой. Даже хлеб - как в молитве – чтоб только сегодня прожить. Даже в кружке вода – чтобы только сегодня напиться. Дай мне только спокойную радость болеть и любить И оставь только разуму злую способность трудиться. И когда я Твой голос услышу – не в воздухе – в сердце, в крови, И ладонь от лица отниму, перестав закрываться от ветра, Я скажу тебе: «Господи, сколько труда и любви…» Вот и все, чтобы знать, что Тобою я не был отвергнут. |
|
Лефортовская тюрьма |
|
* * * |
|
Когда сплетенные рогами бычьи морды (а если точным быть – коровы и быка) мне в грудь мучительно и тупо упирались и было стеснено мое дыханье и я уже терял надежду выжить и мягко, влажно был притиснут к стенке и сам не то мычал, не то стонал… открылось вдруг широкое пространство быков не стало и меня не стало… Соком черного хлеба отравлен, на нары запрятан, Без свиданий, без писем – обовшивел в тоске. На словах все известно: блаженство гонимых за правду… Ни блаженства, ни правды – надзиратель в тюремном глазке, Бычьей мордой своей упирается в грудь мне Россия – Не рогами – ноздрями, губами, слюнявой щекой Я притиснут к стене на потеху печальным разиням… Кто я, Господи? Прах или соли вселенской щепоть? В этой жизни моей голос Твой как бы вовсе не слышен. Я не то чтобы сплю, но еще не проснулся вполне. Не вполне еще понял, что счастья не будет, что свыше Это долгое горе как благо даровано мне. Ничего, я готов проиграть эти мелкие войны. Если все же вплетешь меня, Боже, в свой дивный узор, Навести меня в срок, дай понять Твою вышнюю волю, Посмотри на меня хоть в тюремный глазок. |
|
Декабрь 1985 года Пермская пересыльная тюрьма |
|
* * * |
|
Вне гармонических звучаний жесток и жёсток этот мир… Из жести кружка, миска, чайник, вагон, собака, конвоир. Стук металлической посуды и грохот кованых дверей… XX век – палач, паскуда, по горло музыки твоей. Кровь на губах. Твои ноктюрны Для жести водосточных труб Звучат по пересыльным тюрьмам: На жести спят, из жести пьют… И снова двор тюрьмы, машина, конвой, шипящий жесткий свет. Где та железная пружина, что в жизни держит этот бред? Да наяву ли это с нами? Откуда слышится хорал? Кто там кровавыми губами тюремный снег поцеловал? Кого уводят? Чьи объятья? Глаза слезятся на ветру… На металлическом распятьи Христос приварен ко кресту. |
|
Декабрь 1985 года Пермская пересыльная тюрьма. |
|
* * * |
|
Заблудилась душа моя в звездах, Закричал я во сне и проснулся, Поздно жизнь мне менять, но не поздно, Лба холодным трехперстьем коснуться. Обратиться очами к Востоку, Вспомнить восемь стихов от Матфея И предаться слезам и восторгу, Перед словом Господним немея. |
|
Декабрь 1986 года Кучино, карцер |
|
* * * |
|
Что за глупость посмертная слава… Как топляк, поотставший от сплава, Ударяется в днище буксира: Одиноко и сиро – мерзко, сиро. Что за глупость посмертное слово – Деревянно, дубово, сосново, Колотушкой в закрытую дверь – Что я, где я теперь? Я не взмах, не посмертная сила… Чтоб не падала, не голосила, Я не стану посмертной судьбой… Я не умер. Я жив. Я с тобой. |
|
Лефортовская тюрьма. * * * Рожден, чтобы глаголать высоко, Я жизнь прожил и низкую, и злую, И двоечники школы рококо Теперь меня беседной наказуют. Безмолвствую. Во искупленье зла Лефортовская тюрьма.
|