Охота

В молодости я любил и рыбалку, и охоту. Тогда я подолгу жил в деревне, в далеком Шацком районе Рязанской области, где и рыбы, и дичи было полно, и каждый молодой мужик был и рыбак, и охотник. Не знаю, как там теперь… впрочем, не стану привирать и широко руки расставлять, но скажу, что и недавно еще, лет 15 назад, хорошую щучку на пару килограмм я в тех местах  вытаскивал на спиннинг... 

Нет, теперь-то мне уж не до рыбалки. А вот охотиться я и вовсе перестал давным-давно, еще в конце шестидесятых. И мало  сказать, перестал: в один прекрасный день случилось нечто, после чего я решительно и резко оставил это занятие навсегда и никогда после уже не сделал ни одного выстрела из своей замечательной  хорошо пристрелянной «тулки», которая с 40 метров запросто снимала глухаря с верхушки ели. Ружье было простое, серийное, совсем недорогое, с легкой доплатой куплено на гонорар за большой сельский очерк в «Новом мире» (тогда еще журнал Твардовского-Дороша), и эта покупка, казалось, была вполне в стилистике жизни писателя-деревенщика, к которой я, тогда молодой литератор, примерялся. А вот продал его в середине восьмидесятых и за хорошие деньги (у ружья была прекрасная репутация в окрУге) уже не я, но мой друг Николай Панин, директор тамошней школы. Продал после того, как стало ясно, что я не только охотиться не приеду, а и вообще долго в деревне не появлюсь: предстояли шесть лет лагерей плюс пять ссылки. Спасибо, продал и деньги отвез моей жене, что было очень-очень кстати...

Но всё это происходило уже потом, а прежде, в шестидесятых, охота была моим и моих сельских друзей постоянным, круглогодичным увлечением. Зимой – на зайца и лисицу: зайцы шли в тот же день под водку, а лисьи шапка и воротник уже и в недавнее время возникали где-то при семейных перетрясках старой рухляди. Пару раз кто-то из друзей получал зимой лицензию на отстрел лося, но, слава те Господи,  обе попытки оказались неудачны: собаки  брали след, и мы видели следы копыт, но на самих лосей так и не вышли… В конце зимы – токовища: бывало, укрытия строили… но тоже: глухарь или тетерев  редкая добыча. Весной, понятно, разнообразная утиная охота, токующий вальдшнеп. В конце августа – снова утки.

В сентябре-октябре у моих друзей бывало межсезонье. Но не у меня. У меня в это время наступал сезон охоты на диких голубей-горлинок. Надо сказать, что голубиная охота – занятие, почти полностью лишенное спортивного азарта. Это, можно сказать, просто добыча некоторого продовольствия. Серые горлинки по осени летают большими стаями, пасутся на опустевших хлебных полях, налетают и прямо-таки накрывают громадной серой стаей колхозный ток, долгими рядками рассаживаются на проводах вдоль дороги. Если удачно подошел, стреляешь, почти не целясь, и с большой вероятностью каждый выстрел оказывается добычливым.

Нюра Маслова, повар в школьной столовой, замечательно приготавливала дичь, и мне, лейтенанту-отставнику, жившему в то время на совсем небольшую армейско-инвалидную пенсию, это было очень кстати.

Так продолжалось до тех пор, пока не оказалось, что мне уж и вовсе не надо далеко ходить за голубями. На задах дома, где я жил и сочинял свои не помню уж какие тексты, на огородах, на беспризорном участке, каких в деревне было немало, кто-то посеял коноплю. Возможно кто-то из приезжих городских – такое здесь бывало: весной приехал на день - посеял, ближе к осени снова на день приехал – убрал. Кто в этот раз был хозяин посева,  не знаю: посеять-то посеял, а убирать так и не появился. Стебли поникли, конопля то ли уже осыпалась, то ли начала осыпаться, и это стало привлекать большую серую стаю голубей. Ну, куда еще ходить на охоту!

Я как-то не сразу собрался, но вот однажды утром вышел из дома,  сделал полсотни шагов, из-за куста сразу увидел  огромную, плотную голубиную стаю, живым серым ковром покрывавшую конопляную делянку, тихонько поднял ружье и выстрелил, как обычно,  не целясь.

Тут же, закрывая солнце, плотная серая голубиная туча с шумом поднялась и подалась в сторону леса. Серая стая улетела… а на земле передо мной бился и вскоре затих большой ослепительно белый, именно что ослепительной чистоты белый-белый голубь…  Моя добыча.

Вот и всё. Я не помню, как я поступил с этой дичью.  Не могу сказать, что, мол, тогда испытал или теперь испытываю какие-то сильные чувства или тем более какие-то мистические озарения. Нет, ничего такого не было и нет. Мало ли – белый голубь в стае серых птиц… Но вот с тех пор я не сделал ни одного выстрела. Не знаю. Просто не хочется.